— Что? — я выжидающе покосилась на нее.

— Я знаю о вас с Ирвингом еще с той первой прогулки, — похвасталась она, явно пытаясь вогнать меня в краску. И при этом ее вовсе не смущало то, что Ирвинг так же услышал ее слова.

Я зашипела на нее, что бы она говорила по тише, и этого не услышали пронырливые соседи по креслам. А она невинно улыбалась, как будто это было нормально.

— Тогда у нас не было отношений, — на ухо прошептала ей я, но Рашель покачала в ответ головой.

— Тогда он не нравился тебе — заносчивый прыщ на заднице, который навязывался, чтобы позлить тебя. Только это не значит, что ты не нравилась ему.

Я улыбнулась снисходительно, и покачала головой, да так интенсивно, что у меня заболела шея. Тогда Ирвинг и я презирали друг друга, и сильно ненавидели. Я именно потому, что он постоянно меня раздражал и совал нос в мои дела, навязывался и делал все, что было в его силах, чтобы испортить мою жизнь. В тот период Ирвинга вокруг меня было так много, что я просто дышать не могла. Рашель этого было не понять, она даже представить не может, как он попортил мне тогда кровь.

Многие в автобусе перешептывались, обсуждая то, каким придурком иногда бывает Ирвинг, так обращаясь со мной. И не смотря на то. Что случилось я была рада этому маленькому удовольствию. Он хоть немного получал по заслугам за то, что вытворял. И пусть Ирвинг целовал меня, и я таяла от этих поцелуев и лишалась воли. Но я все еще не верила его словам.

Рашель не стал идти с нами домой, сославшись на другие планы, я же осталась ждать под автобусом, так как об этом попросил Ирвинг. Он о чем-то разговаривал с парнями, я напускал вид, что мен напрягает идти с ним домой, а остальные девочек и парни из нашего класса смотрели на меня и в их взглядах читалось: Крепись, мы знаем, что он придурок. Но блин какой красивый! Я грустно усмехалась таким вот взглядам: одновременно мне все сочувствовали, но думали о том, как мне повезло жить с ним в одном доме. Может наконец это действительно станет для меня счастьем? Раньше таковым не было.

Распрощавшись с друзьями Ирвинг позвал меня небрежным кивком головы, и оттолкнувшись от пропыленного бока автобуса я пошла к нему. Я всегда шла за ним, стоило Ирвингу поманить меня.

Мы шли молча, на расстоянии метра, словно между нами ничего нет. Мое настроение снова стало портиться от этого. Я знала, что не могу ему доверять. Как? Как мне научится ему доверять, если я до сих пор не знала на чем стою? Все что он сказал мне в лесу, было приятно и радостно, но это все что он сказал — несколько хрупких слов, за которые мне пока что приходилось держаться. Почти никаких объяснений. И я не знала, как нам все устроить, чтобы открыть наши отношения для всех. Чтобы мы не показались в городе гнусными извращенцами.

— Ты молчишь, — горько сказал Ирвинг совершенно неожиданно почти возле моего лица — но он приблизился всего на миг, словно обходил ямку на дороге. — ты меня немного пугаешь. О чем ты думаешь?

— Я боюсь, — отозвалась я, и посмотрела на него, ожидая разглядеть ответ на его лице, найти хоть толику неискренности или снова увидеть то пренебрежение с каким он смотрел на меня раньше. Нет, Ирвинг по-прежнему смотрел открыто мне в глаза, но это был теплый взгляд. — Скажи, я могу тебе доверять?

— Во всем, — жарко заверил меня он, желая взять за руку, но оглянувшись, я отскочила от него. Позади нас в нескольких метрах шли наши знакомые. Поняв свою оплошность, Ирвинг снова выдержал нужное расстояние, чтобы для других мы выглядели неразговорчивыми и угрюмыми между собой. Чтобы мы выглядели чужими. Дело было не в нас, а в том, что могут сказать о родителях. Как такие набожные и правильные люди, как Хаттоны, не заметили, что под их носом развивался бурный роман и роман вообще. А что если все поймут. Что мы давно спим вместе? Мои родители не переживут позора. Нам нужно было бы начать все с нуля. Но как же мне хотелось, чтобы все знали, кому принадлежу я, и что Ирвинг мой, и всегда был таковым!

Но еще для меня оставалась проблема того, что я не могла быть уверена в Ирвинге, так что может оно и к лучшему, что пока что о нас знает лишь Рашель — в случае провала хоть будет, кому поплакаться в плечо! Сегодня он сказ одно, и сделал шаг на встречу, но завтра я проснусь, и все вернется на прежние места, чтобы исстрелять меня с новой силой. Мне слишком трудно было поверить ему, особенно после того, что в лесу, вместо объяснений, Ирвинг занялся со мной любовью, после которой у меня все болело — таким жестким и несдержанным он был. Ирвинг все еще не был готов говорить о себе, своих причинах и прошлом.

— Мне нужно доказательство тому, что ты заставляешь меня ожидать снова и снова тебе верить, — неожиданно даже для себя сказала я ему.

Я думала, это напугает Ирвинга, но он странно отреагировал.

— Я докажу тебе, — улыбка Ирвинга мне не понравилась, но потом я взглянула в его зеленые глаза и ненадолго страх отступил. Глупая, сказала я себе, то о чем ты так давно мечтала, начинает сбываться. Скоро ты сможешь говорить с ним на улице, не боясь, что вас подслушают, гулять не скрываясь, брать его за руку и самое главное навсегда забыть о ненависти. А его мрачный взгляд это просто уже знакомая тебе решительность.

Все глухие, пустые ночи, которые я провела думая о нем, будут наконец-то оплачены.

— Докажешь? — переспросила я, задерживая дыхание, чтобы понять, насколько правдивы его слова, и какова решительность. В моем голосе было столько надежды, что Ирвинг даже остановился. На его лице было одно покаяние и отчаяние.

— Ты имеешь право не доверять. Я же имею право до сих пор злиться на тебя за того парня.

— Поговорим об этом дома, — напомнила я ему. Несколько секунд он внимательно смотрел на меня, а потом расплылся в ласковой неуверенной улыбке. Это было хорошо — я точно пошатнула самоуверенность Ирвинга, и для нас это было хорошо.

Оказавшись на ступеньках, он на миг прижал меня к себе и спросил:

— Ты не передумаешь?

— Я слишком долго ко всему этому шла, — устало сказала я, не понимая, что он имеет в виду.

Ирвинг толкнул дверь, и пропустил меня вперед. Папа как раз пришел с работы и смотрел по телевизору новости спорта и лишь кивнул мне, а Ирвингу стал жаловаться на какую-то команду по футболу. Ирвинг с улыбкой направился к еще одному дивану, и лишь я захотела уйти, чтобы помочь маме с ужином, Ирвинг потянул меня за собой на сидушки. Я попыталась вырваться, но Ирвинг крепко держал меня за руку. Я, не веря в то, что происходит, тревожно заглянула ему в глаза, но там была холодная решимость, уверенность и …желание. Первые два меня успокоили. А вот последнее напомнило о лесе.

Папа не сразу же обратил на нас двоих внимания, а когда обратил, то лицо его вытянулось.

— Ерика! Подойти, пожалуйста! — прокричал он в сторону кухни, и я готова была провалиться сквозь землю. До меня кажется, дошло, как Ирвинг решил мне доказать свое твердое намерение быть со мной. Быть вместе и чтобы об этом все знали. Правильно, начинать нужно было с малого. Или с большего. Смотря, как пойдет разговор с родителями.

Мама, что-то щебеча про жаркое, забежала в комнату.

— Давай быстрее говори что хотел, или будешь сегодня голодным.

— Думаю еда подождет, — отец кивнул на нас. И мама, наконец, обратила внимание на то, как мы сидим рядом, и что наши руки сплетены. Все выглядело так, будто мы пришли за благословением на свадьбу.

— Только не говорите, что вы больше не можете выносить друг друга, или и того хуже… — что именно она не сказала, а просто опустилась на подлокотник возле отца. Жаркое было забыто.

— Не мели чепухи, дело кажется в другом, — отец начал раздражатся, не понимая и сам что происходит. — Только не говорите, что собрались жениться.

— Нет, — рассмеялись мы с Ирвингом, но большего я не могла сказать, так как и сама ничего не знала. Все было в руках Ирвинга.

— Мы просто хотели вам сообщить, что будем встречаться. — сказал Ирвинг, вновь переплетая свои пальцы с моими, которые я ранее забрала под смущенным взглядом матери.